– Гостиницу, где ночь провели, назвать можешь?

Лизон назвала.

– И сразу говорю, что регистрировались мы при заселении по своим паспортам. Вечером в ресторане посидели. Долго сидели, до самого его закрытия. Потом в диско-бар перешли, там до трех утра развлекались. Друзья с нами наши были, они тоже могут подтвердить, что надолго ни Витя, ни я никуда не исчезали. В половине четвертого к себе в номер пошли. Поспали чуток и назад на баррикады. А ты и впрямь думал, что это я Люсю шпагой пырнула?

– Сказать честно, были у меня такие мысли.

– Ну ты даешь! Мне и в голову не могло прийти, что ты меня всерьез можешь в таком деле подозревать. Она ведь племяшка моя!

– Это Тао виноват, – оправдывался Дима. – Он мне и сказал, что у вас с сестрой особой дружбы не водилось.

– А этого-то ты где надыбал?

Дима хотел сказать, что в больнице у Люсеньки, но вовремя прикусил язык. Пусть Лизон пока что думает, что племянница мертва. Полного доверия к этой Лизон у Димы все еще не было.

– Много этот Тао про нас понимает! – возмущалась Лизон. – Мать нас с Анастасией в строгости воспитывала, всякие там сюси-пуси на людях неприличным считала. Другие девчонки с сестрами обнимались да целовались, а мы ни-ни. Но и не дрались никогда, опять же как некоторые.

Дима не стал уточнять, что именно последнее обстоятельство и настораживало наблюдательного мальчика. Да, с сестрами что-то было не так. Но с такой мамочкой это было и неудивительно. И сейчас после откровенного разговора с Лизон, сыщик думал, что вполне возможно, в покушении на жизнь племянницы Лизон участия и не принимала.

Дима вернулся в палату к Аннет и Суслику и нашел последнего в крайнем смятении чувств. Суслик маячил перед зеркалом и безостановочно стонал и охал. Между тем нанесенные его лицу травмы никакой опасности для жизни не несли. Врачи сразу же заявили, что хоть порезы глубокие, на какое-то время останутся шрамы, а нос так и вовсе укоротился на целый сантиметр, это для жизни вещи несущественные.

Куда больше врачей озаботила травма на голове Аннет. Девушку осмотрел сначала один врач, потом ей сделали снимок головы, потом провели консилиум и пришли к заключению, что, если в ближайшее время внутричерепная гематома не рассосется, придется делать трепанацию черепа и что-то решать с теми сгустками, которые образовались на месте удара. Пока что Аннет уложили в кровать, запретили двигаться и велели наблюдать за своим самочувствием.

– При малейшем ухудшении мы вас переведем в реанимацию.

Аннет в реанимацию и уж тем более на трепанацию совсем не хотелось, поэтому она послушно лежала в кровати и старалась не дергаться, хотя в присутствии раненного в нос Суслика это было сделать не так-то просто.

Он метался по палате взад и вперед и всякий раз, пробегая перед зеркалом, смотрел на свое отражение и восклицал:

– О, какой ужас! О, какой кошмар! Как я выгляжу?! Это же какой-то монстр! Монстр без носа!

Дима присел возле Аннет и по возможности спокойно спросил у нее:

– Что это с ним?

– Переживает, как пойдет сегодня с визитом к мамочке, – шепотом ответила ему девушка. – Оказывается, он бывает у нее в больнице с ежевечерним отчетом. Алка мне про такую фишку рассказывала, но я ей не очень-то поверила. Ну, не может взрослый дядька каждый день бегать к мамочке, чтобы рассказать ей, как у него прошел день.

– А чего переживает? Раны несерьезные. На ногах Суслик держится прилично. Вполне сможет до мамули своей доехать.

– Он боится, как она отреагирует на то, как он выглядит.

– М-м-м… Но ведь самое главное, что живой. А шрамы, ну объяснит он их как-нибудь.

– У нее сердце и много всего другого. И вообще, Алка говорила, что мамаша у Суслика при смерти. Малейшее волнение или напряжение может вызвать у нее коллапс сосудов, и привет! Вот Суслик и боится, что такой коллапс с мамулей и случится, когда она его увидит всего в бинтах и ссадинах да еще без солидной части носа!

– Пусть повязку на лицо нацепит. Отсутствия кончика носа под повязкой будет совсем незаметно.

– Тогда мамуля начнет переживать, что сыночек подцепил какой-то опасный вирус. Накрутит себя. Разволнуется. И снова привет!

Дима призадумался. Очень уж трепетная женщина эта мамочка Суслика. И как она при таком нежном и трепетном восприятии жизни умудрилась дотянуть до…

– А сколько ей лет?

– Не знаю. Алла рассказывала, если судить по болячкам, которые у нее есть, бабе будет лет сто с солидным хвостиком.

– Но Суслику лет сорок.

– Сорок пять.

Все равно Суслик не мог иметь такую старую маму.

– Эй! Уважаемый! – окликнул его Дима. – А сколько лет вашей маме, что вы так за нее волнуетесь?

Суслик притормозил. Кажется, упоминание о матери включило в его мозгу какой-то механизм, потому что он начал говорить о ней без умолку. Говорил, говорил и говорил. Рассказывал, какая она несчастная, как настрадалась в этой жизни от человеческой несправедливости, черствости и грубости. Создавалось впечатление, что все злые силы мира ополчились на эту благороднейшую, честнейшую и добрейшую женщину, какой являлась мать Суслика.

То, что Суслик свою мамулю обожает, это Дима понял. Он пока не понимал, какое это может иметь отношение к его расследованию. Но почему-то ему очень хотелось повидаться с этой дамой. И в голове у Димы стал созревать некий план, как ему это осуществить.

– Выглядишь ты, приятель, не ахти. Прямо скажем, в таком виде матери на глаза показываться нельзя.

Суслик даже подпрыгнул на месте от волнения.

– Вот и я говорю, что нельзя. А она говорит, что можно. Жестокая! Не понимает, что один мой вид может убить маму.

– Нет, нет, я мам знаю. Моя хотя и здорова, но покажись я перед ней с такой физиономией, вызова врачей было бы не избежать.

Суслик схватился за голову и заметался по палате дальше.

– Но что же делать? Что делать?

Дима какое-то время понаблюдал за этими гримасами отчаяния, которые корчил несчастный Суслик, а потом проронил:

– Могу оказать тебе поддержку, коли уж ты отчасти по моей вине очутился в такой ситуации.

– А что ты можешь?

– Твоей маме ведь главное, чтобы ты был в порядке?

– И еще я должен ей передать медикаменты.

– Они у тебя с собой?

– Конечно. Я сразу после визита к Алле собирался ехать к мамуле. А вы вон что учудили. Подставили меня! По полной программе подставили! Ах, до чего же я несчастный человек! Не везет мне в любви! Верно говорит моя мама, нету на мою долю хороших девушек, невезучие мы все.

И Суслик принялся жаловаться на свою личную жизнь, которая никак не желала у него складываться. Сколько бы девушек ни появлялось в его жизни, исчезали они все одинаково быстро и трагически.